Новости
Борис Альтшулер. Я всегда был увлечен общественной деятельностью. Это мне от отца передалось
Член Общественной палаты, физик и борец за права детей Борис Альтшулер - о девяностых, защите беззащитных и гражданском сопротивлении бюрократической машине.
- У вас очень интересная биография: физик, который меняет научную теорию на живых людей, причем людей самых маленьких. Как? Зачем? Для чего?
- На самом деле, я не ушёл полностью из науки, так же продолжаю работать в отделении теоретической физики Физического института РАН. Правда, от общественной нагрузки физика страдает. А правозащитной деятельностью я начал заниматься еще в 70-е. Я всегда был увлечен общественной деятельностью. Это мне от отца передалось. Но одно дело - интерес, а другое – какие-то открытые действия, заявления. Это как войти в холодную воду – в первый момент жуть, но потом быстро привыкаешь, тем более, что в течение 7 лет это не приводило ни к каким неприятным последствиям. Странное было время: твоё имя звучит по «вражеским голосам», а ты живёшь обычной жизнью, как ни в чём ни бывало. Но в 1982 году всё-таки случилось. В марте вызвали на Лубянку мою жену, поэта Ларису Миллер. Почему жену, а не меня – загадка. Но потом и меня пригласили. В это время «подчищали» всех в окружении Андрея Дмитриевича Сахарова. Но обошлось, очень помогли друзья, которые за 10 лет до того уехали в Израиль и США. Правда, пришлось 5 лет поработать дворником вблизи от дома, но в той ситуации это был совершенно замечательный вариант. Ну а после возвращения из ссылки Сахаров взял меня на работу в ФИАН, где я и сейчас работаю.
Но вообще-то я «политикой» не занимаюсь, не занимался и тогда, программных заявлений не делал. Исходная причина моей правозащитной активности – просто желание выручить друзей, знакомых. Помните у Юлия Кима в «19 октября»: «И спасти захочешь друга, да не выдумаешь как». Вот и старались придумать. И иногда получалось – чудеса случались. Правозащитники принципиально отличаются от любых идейных «протестантов» - «либералов», «марксистов», «капиталистов» и т.п. В основе правозащитного движения – жалость к людям и верховенство права. А также принципиальный отказ от любого насилия. «Противление злу ненасилием» - точная формула правозащитного движения, данная замечательным человеком, прошедшим лагеря и недавно, к сожалению, ушедшим из жизни Леонардом Терновским.
Моё первое открытое обращение - в 1975 году, накануне советско-американского космического полета «Аполло-Союз». Тогда Андрей Дмитриевич Сахаров объявил голодовку с требованием, чтобы его жену Елену Боннэр отпустили в Италию для проведения глазной операции. Операция была срочно необходима, а делать её здесь в их положении было никак нельзя, потому что «за спиной врача» находились люди в штатском. Собственно уже была договоренность с одним замечательным глазным хирургом в Ленинграде, но он в последний момент отказался, и причина отказа была очевидна – кому надо «попросили» его об этом. В общем надо было ехать в Италию, а Елене Георгиевне не давали разрешения на выезд. Вот мне и пришла в голову мысль обратиться за помощью к американским космонавтам – участникам полета «Аполло-Союз», чтобы они попросили из космоса Л.И. Брежнева проявить гуманность. Я не думал, что американцы как-то откликнутся, но даже малая вероятность такой «космической гласности» была бы, как я полагал, недопустима для «преследователей». Может быть и глупость, но идея красивая, вроде красивой формулы. Елену Георгиевну тогда отпустили, и я никак не считаю это своей заслугой; тогда многие за неё и Андрея Дмитриевича просили – на высшем уровне. Но в целом спасать людей удавалось именно с помощью обращений «в космос» - на высший политический уровень стран Запада, оттуда сигнал приходил к высшему советскому руководству, и вдруг сверху раздавалось «цыц», и человека отпускали. Такой подход универсален, потому что законы поведения чиновников, занимающихся отписками, – одни и те же везде и всюду. И нам чтобы спасти ребенка в новой России тоже приходилось и приходится обращаться «в космос» - в данном случае на высший политический уровень Российской Федерации. Но сейчас еще и федеральные СМИ помогают. Зато сейчас «вертикаль власти» слабее, поэтому бывает очень трудно помочь.
- Но Боннэр, Сахаров - это одно, а почему вдруг дети? Какая-то личная история?
- Нет, мы с друзьями-коллегами к защите прав детей пришли в 1996 году из самых общих соображений. Правда, еще начале 1990-х Валерий Борщев вместе с баронессой Кокс провели обследование наших детских собезовских интернатов и выявили детей, загнанных туда так называемой «избыточной диагностикой умственной отсталости». Замечу, что с тех пор ничего не изменилось, и я две недели назад был опять вынужден обратиться к Президенту России с просьбой спасти ребенка из такого заведения. В 1996 году это был совместный проект групп Российского исследовательского центра по правам человека, а в 1998 году зарегистрировали РОО «Право ребенка». Когда мы взялись за это дело, то ничего не знали, учились по ходу дела, а «дело» возникло сразу.
Случайно на нас вышли два воспитанника московского психоневрологического интерната – девушка 18 лет на 6-м месяце беременности и молодой человек, отец будущего ребенка. В интернате ей, как и положено, хотели сделать аборт, а она хотела ребенка и вообще они хотели создать семью. И они убежали, и к тому моменту как мы узнали об этой истории они уже 3 месяца прятались в Москве по чердакам и подвалам – без паспортов, без какой-либо возможности обратиться к врачу. Полная безнадега. Вот такая у нас страна. Кстати, ничего в этом плане не изменилось, и 2 года назад мы вместе с Сергеем Колосковым точно также спасали беременную девушку за три года до того бежавшую из московского ДДИ и жившую на правах бомжа; паспорт ей согласились отдать только в кабинете Владимира Петровича Лукина, Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации (снова «космос»). И это спасло ей и будущему ребенку жизнь, поскольку у нее в этот момент уже практически отказал кардиостимулятор, поставленный в 10 лет, сердце останавливалось, а без паспорта никто бы ей операцию делать не стал. Но здесь еще очень помог Алексей Иванович Головань, тогдашний Уполномоченный по правам ребенка г. Москвы. А в 1996-1997 годах это тоже была битва за тех двоих – все с тем же Департаментом социальной защиты населения Москвы, в ведении которого находятся эти жуткие ДДИ, ПНИ. Мы победили, девочка нормально родила, более того мы добились, что их обоих отпустили на волю и даже дали квартиру; сейчас у нее уже два ребенка.
Беда всей нашей ситуации, всей страны, что обычными правовыми способами воздействовать на чиновников практически невозможно. Вот и приходится прибегать к «силовым приемам». В этом плане мое членство в Общественной палате – очень большое подспорье.
- Неужели это дает больше возможностей, чем ваше членство в знаменитой Московской Хельсинкской группе?
- Хельсинкская группа не имеет такого влияния. Я очень уважаю эту организацию, состою в ней, но нет. Ведь чего боятся чиновники? Начальства и больше никого и ничего. А Общественная палата – это в глазах разных местных начальников власть, во всяком случае институция, приближенная к высшей власти. Мой друг, член Общественной Палаты уже не первый созыв как-то поделился наблюдением, что местные власти члена Общественной Палаты боятся больше депутата Государственной Думы. Впрочем, даже Палата срабатывает не всегда. Есть тяжелые регионы. Тверская область, например. Абсолютно бесполезно обращаться к губернатору Дмитрию Зеленину.
- Почему?
- Это у него надо спросить. Так же бесполезно обращаться к губернатору Астраханской области Александру Жилкину, там весь аппарат такой коростой покрылся, что ничего поделать нельзя - только гнать. В областях же все от губернатора зависит. Потому что есть у меня и обратные примеры, области в которых я нахожу во власти человеческий отклик.
- Это в каких регионах такое? Надо уравновесить плохие примеры хорошими.
- Примеры есть и их немало. Я, например, бесконечно благодарен руководству опеки и попечительства Тульской области, которое по первому сигналу быстро решило вопрос о переводе на семейное воспитание мальчика-инвалида без рук без ног, почему-то оказавшегося в ДДИ для глубоко умственно отсталых детей. Но тут надо особое спасибо сказать и волонтерам, которые обнаружили этого умненького ребенка, «похороненным заживо» и нашли ему опекунскую маму. Но возникли сложности, местная опекам не хотела отдавать ребенка, и тогда волонтеры к нам обратились. И, как я сказал, вопрос был руководством области быстро решен.
- У вас богатый опыт правозащитника. Если сравнить наши времена, нет, не с советскими - с ними все ясно, а например, с 90-ми, которые у нас последнее время страшно романтизируют, мол, тогда была настоящая свобода. Сложнее сейчас, легче?
- Я не знаю кто романизирует 90-е. При Борисе Николаевиче Ельцине, к которому я отношусь с большим уважением, все-таки государства не было совсем. Это была ситуация полного бюрократического хаоса и всевластия. Государства не было до той степени, что возникла чеченская бойня. То есть гигантские структуры, у которых на лбу было написано “Российская Федерация” - реально делали деньги на крови себе в карман. И это длилось и длилось, и вся страна на это смотрела и ничего не могла сделать, а Борис Николаевич только говорил “Меня подставили”. И он правду говорил, и ничего не мог сделать. Чеченская война - это самый яркий пример насколько у нас не было государства. И его не было во всех смыслах. Что творилось на местах? Каждый местный руководитель был царь и Бог. Рабочие годами не получали зарплату. И так далее и тому подобное. Да, был период воодушевления. 1989 год, знаменитые Кузбасские забастовки, как шахтеров только не провоцировали, но они выстояли. И вот спустя пять лет, в 1994 году, кто вспомнил о тех людях? Кто из демократов, либералов вспомнил про этих рабочих? Никто. Одна Элла Александровна Памфилова. Потому что Москва к тому моменту уже окончательно отделилась от остальной России, вся жизнь с ее псевдо-рыночными реформами, публичными дрязгами ведущих демполитиков - всё - замыкалось внутри Садового кольца. Вот чем была наша так называемая «демократия». На протяжении более десяти лет народ был абсолютно никому не интересен.
- Но сейчас тоже нельзя сказать, что мы живем в раю.
- Нет, и сейчас масса проблем: и дети недоедают, и засуха, и пожары, и немыслимые накрутки цен на продукты и товары первой необходимости, на жилье. Но даже зная все эти тяжелейшие проблемы, нелепо идеализировать 90-е. Те, кто говорит, что тогда была демократия и настоящие выборы, то они либо сознательно искажают, либо люди живут мифами. Не было никаких свободных выборов в 90-е годы. Да, на бумажке - это были свободные выборы, но на практике местные бароны-губернаторы полностью управляли процессом, вооружившись административным ресурсом. Ни о каких свободных выборах в 1990-е говорить нельзя. И на федеральную власть они плевали, никому не подчинялись!
- Вы сейчас говорите провокационные вещи. Боюсь, что правозащитники вас не поймут.
- Про Советский союз с его тоталитаризмом можно многое плохое сказать, но это все-таки было государство. А в 90-х у нас возникла система без государства вообще - сплошной ведомственный феодализм. Феодализм - это очень страшно. В средние века в Европе в условиях феодальной раздробленности и феодального беспредела население просто вымирало. У нас в 1990-е тоже убыль населения составила около 10 миллионов. Поэтому сейчас люди держатся всеми силами за любые элементы порядка. Но до порядка еще далеко. Коррупция у нас невиданная.
- После десяти лет без государства, оно и не удивительно.
- В декабре 1991 года “Российскую Федерацию” написали на бумажке, слова эти. Страну мы сейчас только строим. А строить функционирующее государство - дело непростое. Самый простой путь и он у каждого в голове - устроить опять тоталитаризм, поставить всех, кто не нравится, к стенке и...
- Ну почему, есть еще один вариант - устроить революцию.
- А после революции-то кто приходит? На развалинах может образоваться либо очередной Сталин, либо хаос. Нет, нужна государственная структура, способная функционировать достаточно стабильно. Ничего лучше демократии человечество не придумало. Взять Финляндию, в прошлом самая гнилая отсталая часть Российской Империи - сейчас это страна с самым высшим уровнем социальной защиты в мире. И ведь у них вообще нет никаких природных ресурсов, не считая леса, которого тоже по сравнению с нами мало.
- Вы сказали, что к Общественной палате относятся серьёзнее, чем даже к Государственной думе.
- Безусловно, это придает авторитет, и я благодарен Дмитрию Анатольевичу Медведеву, что включил меня в палату, потому что это позволило реально помогать еще большему количеству людей. Кроме того, это позволило работать эффективнее в части продвижения необходимых реформ.
- Каких именно?
- Создание системы защиты детства. Речь идет и о создании эффективной системы межведомственной координации, и о плановом сопровождении неблагополучных семей, и адресная помощь семьям, и сопровождение детей после интерната. То есть все направления так или иначе связанные с детьми. Нужен реально действующий патронат, а не просто словечко с выхолощенным содержанием из “Закона об опеке и попечительстве”. На самом деле речь должна идти также о коренной реформе работы всех социальных служб. Сейчас они превратились в финансово-распределительные агентства. Это определение не я придумал. Кругом сплошной собес, распределяют деньги, продукты, пособия, а вот услуги никто не оказывает, тем более услуги на дому, по месту жительства. И еще один крайне важный вопрос - борьба с бедностью. Половина молодых людей призывного возраста не могут служить в армии по состоянию здоровья. В значительной мере это связано с тем, что эти дети новой России никогда полноценно не питались. Да что там говорить о России, если в Москве дети в понедельник приходят в детские сады и набрасываются на еду - дома им не хватает, потому что купить не на что.
- Но тут что можно сделать конкретно если, конструктивно и по существу?
- В Общественной палате разработано очень конструктивное предложение по решению проблемы массового недоедания детей и всех бедных граждан России. Суть предложения - необходима продуктовая экономика для бедных. Нужно повсеместно создать сеть «социальных продмагов» при органах социальной защиты населения. Тут главное – чтобы поставки продуктов делали не пресловутые сети по нынешним безумным розничным ценам, гарантированных государственных закупок у широких масс населения. Мы это называем «социальная потребкооперация». Так мы решим проблему и с питанием для малоимущих и занятостью жителей села. Я не предлагаю изобрести велосипед, речь идет о возрождении в новом качестве знакомой потребкооперации. А есть еще вопрос жилья! И тут тоже необходимо решить массу проблем. Вот мы постоянно заостряем внимание на катастрофической демографической ситуации. Но чтобы люди начали рожать, надо всю строительную индустрию переориентировать на строительство социального жилья. Для этого, так же, как с продуктами, нужны целевые госзакупки, искусственное создание государством спроса на продукцию частных домохозяйств, мелких и средний фермеров – всех, для кого сегодня рынок практически перекрыт монополистами.
- Это же противоречит законам рынка?
- В этой фразе про рынок слишком много лукавства. Никакой рыночной экономики в России нет. У нас есть только монополии. Рынок у нас может появиться только через механизм государственного заказа, госзакупок. Все это легко сделать некоррупционно. Представляете сколько рабочих мест еще появится? И есть еще одна тема, к которой я недавно подключился - это детские сады. Подключился я потому что обращаются люди, из Екатеринбурга, из Республики Коми, из Красноярска. Есть такое движение “Российским детям - доступное дошкольное образование” (РДДДО) - они голодовки устраивают по стране. Ну сами посудите, полтора миллиона детей - очередь по стране. А проблему ведь решить нетрудно. Но этим никто не занимается. А не занимается потому, что никого не наказывают. Я к Дню народного единства 4 ноября даже написал письмо Президенту, основная мысль которого: за очередь в детский сад - утрата Главой региона доверия Президента и неизбежная отставка. Здесь вариантов не должно быть. Как только возникнет такая угроза - мгновенно все зашевелятся. Я праздник 4 ноября как дату выбрал не случайно: День народного единства - как день народных действий, день гражданской активности по защите своих самых насущных интересов.
- Вы, Борис Львович, как активист Общественной палаты, за какие дела уже готовы себе галочку поставить - “сделано”?
- О конкретных случаях говорить не буду, их довольно много. А что касается реформ - говорить рано. Но к декабрю все предложения должны быть разработаны и представлены.
Календарь событий
Организации, работающие в интересах детей